Существует постулат, известный каждому финансисту: разумный инвестор должен избегать любой неопределённости. Так вот, тогда я, видимо, действовал как неразумный инвестор.
Допив кофе, я неторопливо двинулся в офис, сочувственно поглядывая на банковских клерков, обгоняющих меня с обеих сторон.
В шестидесятые годы банк «Гёрни Крохайм» был в Сити самым мощным, но с тех пор измельчал. Войдя в вестибюль, я инстинктивно поискал Фрэнка, швейцара, проработавшего здесь несколько десятилетий. Его легендарная память на фамилии и лица превосходила любую базу данных. На прошлой неделе его отправили на пенсию, заменив охранником со множеством татуировок и серьгой в ухе. Не удивлюсь, если ранее он трудился в тюрьме.
На третьем этаже, где я работал, за последний год тоже многое изменилось. Отдел проектного финансирования слили с отделом специализированных финансов. Теперь группы специалистов, занимающиеся финансированием кораблей, самолётов, фильмов, правительств небольших государств, добычи нефти и газа, были вынуждены трудиться вместе. Миновали времена, когда банк «Гёрни Крохайм» блистал во всех этих областях. После слияния с «Лейпцигер» самые лучшие работники уволились. Но их заменили не немцы, а в основном сотрудники второразрядного американского инвестиционного банка, который «Лейпцигер» проглотил через несколько месяцев после «Гёрни Крохайм». Наш отдел проектного финансирования состоял из десяти человек. Шесть самых лучших ушли, и теперь нас осталось всего трое, плюс босс, симпатичный, но никчёмный Джайлз, с которым мы бьёмся за заключение одной сделки уже шесть месяцев.
Я включил компьютер, чтобы продолжить моделирование подачи газа и электроэнергии от тепловых электростанций с соответствующим финансированием для колумбийской компании. Сложнейшее уравнение с тысячью переменных. Я начал моделировать это на своём ноутбуке шесть месяцев назад, после того как мы с Джайлзом побывали в швейцарском офисе компании, принимавшей участие в проекте. С тех пор все исходные параметры менялись несколько раз. Прогнозы на курс доллар — песо в 2002 году, на цены на нефть в 2005 году. То кредиты предполагалось брать в швейцарских франках с фиксированным курсом, а то с плавающим в долларах. И всё же мне удалось разработать такую модель, которая учитывала вероятность изменения каждого параметра. Мы с Джайлзом считали, что это позволит компании оптимально оценить любое предложение и заключить выгодный контракт.
Вошёл Джайлз. В шикарном костюме в тонкую светлую полоску, розовой рубашке и кричащем галстуке.
— Доброе утро, Дэвид, — нервно произнёс он.
Я поднял голову.
— Доброе утро.
Это плохо, когда босс расстроен в восемь тридцать утра. Избегая моего взгляда, он двинулся к своему компьютеру.
— Джайлз!
— Да?
— Что случилось?
Он посмотрел на меня, потом на свой компьютер и, видимо, осознав, что там негде спрятаться, устало ссутулился.
— Джайлз!
— Колумбийцы передали заказ американской фирме. Звонили из швейцарского офиса. Нам заплатят, но по минимуму. Вот такой народ.
— Не может быть! — Я покосился на распечатки на столе рядом с моим. Толстенные папки примерно метр длиной и в полметра шириной. — Значит, это все никому не нужно?
— Боюсь, что да, Дэвид. Ты ведь знаешь, как это случается.
— А я был прав. Помнишь, когда мы только увидели тех ребят в Базеле? Я сразу сказал тебе, что они с приветом. У них и тогда никаких серьёзных намерений по отношению к нам не было.
— Мы не знали этого. — Джайлз посмотрел на меня. — Послушай, ты выполнил большую работу, но не всегда все удаётся. Пора привыкнуть.
— О, я уже привык. Ведь это пятый провал, причём подряд.
Джайлз поморщился.
— У нас на очереди расчёт строительства ирригационной системы в Малайзии. В пятницу поедем в Дюссельдорф и подпишем договор.
— Договор! Очнись, Джайлз, никакого договора не будет. — Я был прав, но именно поэтому мне не следовало обижать Джайлза. — Извини, — промолвил я.
Джайлз чуть улыбнулся.
— Скажи Мишелл, чтобы она забронировала билеты на самолёт.
Мы посидели несколько минут молча. Нам никогда не удастся заключить договор на проект в Малайзии. Я это знал, и Джайлз тоже. Неожиданно всё стало ясно.
— Джайлз!
— Да?
— Я увольняюсь.
Июль 1987 года, Лазурный берег, Франция
Я проснулся около девяти часов с тяжёлым похмельным синдромом. Первым в жизни. Гай ещё спал, я тоже попытался, но не удалось. Кроме того, не давала покоя головная боль. Я не знал, как её унять, — с помощью воды, кофе, еды, таблеток, — но нужно было что-то сделать. Обязательно. Я натянул футболку с шортами и выполз из гостевого коттеджа на противоестественно яркое солнце. Простоял целую минуту покачиваясь, с закрытыми глазами, потом осторожно открыл их и увидел, что стол на веранде, за которым мы вчера так хорошо посидели, накрыт для завтрака. Кофе и круассаны. Меня окликнула Ингрид:
— Доброе утро.
Я поплёлся к ней. Раскрыл рот и со второй попытки еле слышно прохрипел:
— Доброе утро.
— Ты всегда такой бойкий по утрам? — спросила она, пытаясь подавить улыбку.
— Пиммз больше никогда пить не буду, — пробормотал я. — А тебе-то как удаётся выглядеть свежей?
Ингрид и вправду была очень хороша в лёгком цветастом платье. Нежная золотистая кожа, светло-голубые лучистые глаза.
— Очень просто. Я почти не пью.
— Неужели?
— В прошлом году у меня были большие неприятности, связанные с выпивкой, и я решила, что с меня хватит.
— Какие неприятности?
— Меня выгнали из Челтнемского колледжа.